У протеста женское лицо: как белоруски выходят с цветами против пуль и дубинок — fargo-online.ru

5-ый денек в Беларуси не прекращаются акции протеста, начавшиеся сходу опосля выборов президента Республики. Столкновения мирных протестующих с силовиками больше напоминают бойню: любой час в телеграм-каналах возникают новейшие видеосвидетельства избиений людей. В поликлиники попало не наименее 2-ух сотен человек, наиболее 7000 человек задержаны, местопребывание почти всех из их непонятно родным и близким. В этот ужасный момент дамы Беларуси не побоялись выйти на улицы и встать жив цепью с цветами в руках — против резиновых пуль, дубинок и водометов. Несколько этих неописуемо смелых дам отважились поведать нам, как это было.

Кто бы что ни гласил в телеке, от наших дам не ожидают беспомощности

На протесты я хожу весьма издавна, я хорошо представляю, что такое уличная акция. Когда шла протестовать в сей раз, не задумывалась, что мой выход на улицу будет сопряжён с риском для жизни. Поточнее так: я о этом задумывалась, весьма этого страшилась. Но так я устроена – для меня весьма принципиально самоуважение. Я не представляю, как жить, если не уважаешь саму себя. В котором-то смысле у меня не было выбора, вроде бы пафосно это ни звучало. Естественно, жутко, но мы идём – вот так гласили мы все друг дружке, никто даже и не дискуссировал таковой вариант, чтоб остаться дома.

 По моей оценке на белорусские протесты постоянно прогуливается весьма много дам, наверняка, кое-где 50 на 50. Эта президентская и протестная кампания меня потрясла – дамы всюду вышли на 1-ый план, при том, что у нас весьма патриархальное правительство, вся риторика власти построена на том, что дама вторична, это в общем-то, такое приятное приложение к мужчине. Но кто бы что ни гласил в телеке, от наших дам не ожидают беспомощности. Это таковой обычный белорусский нарратив – парней побили, арестовали, уничтожили, на их пространство пришли дамы. Это то, что случилось с выдвижением Светланы Тихановской, которая стала кандидаткой в президенты заместо собственного супруга. Это то, что происходит прямо на данный момент с нашими протестами – ночные «мужские» и наиболее силовые акции сменяются дневными женскими шествиями за мир. В Беларуси феминизм одолеет аккуратненько и так, что все этого даже не увидят. Быть может, уже одолел – стоит побеседовать о этом через месяц-другой, когда всё уляжется.

«Сейчас, когда мы стояли в цепочке солидарности, мимо прошёл юноша и произнес «Я горжусь, что Беларусь дамского рода».»

Я не могу сказать, что преодолела ужас насилия. На хоть какого, даже самого мощного, приготовленного человека найдётся кто-то ещё посильнее. Что уж гласить про меня – во мне чуток больше 50 кг (уже наверное меньше). Я весьма боюсь. Время от времени меня обездвиживает ужас, и я понимаю, что стоит остаться дома. Время от времени обхватывает таковая ярость, которая отодвигает ужас, заслоняет его. Чувство нескончаемой бесспорной правоты – в такие моменты возникает в для тебя таковая силища, что это ощущают все вокруг.

Мне весьма тяжело гласить о этом, так, что память теснит эти образы. Насилие увечит не только лишь тех, против кого оно ориентировано, – оно увечит и насильника, оно увечит и того, кто стал случайным очевидцем. Мне вправду весьма больно созидать, как лупят людей, я не могу приучить себя тихо глядеть на это. Когда началась эпидемия коронавируса, почти все экономисты писали статьи, в каких считали, во что обходится людская жизнь исходя из убеждений денег – вырастить, выучить, одеть, обуть, накормить. А я тогда поразмыслила о том, что за каждым человеком стоит большущее количество любви – вот он рождается, его девять месяцев ждёт вся семья, не только лишь предки, позже его растят, балуют, радуются его ухмылкам и первому слову. Я не представляю, как можно стукнуть человека, это как как будто бьёшь всех тех, кто растил его своею любовью.

В нашей семье я постоянно была самой протестной. Прогуливалась на митинги лет с 14-15, для меня это было так естественно, что это даже не дискуссировалось. В 2006 году, когда был митинг опосля очередных президентских выборов, я уговорила собственных родителей присоединиться к нему, с того времени они тоже выходят на протесты. На данный момент протест так широкий, что его поддерживают практически все мои родные. Мои друзья и подруги – рядом со мной на акциях протеста. Естественно, мы опасаемся друг за друга, естественно, мы просим быть осторожнее. Но не выходить уже совершенно не выходит.

Мне весьма подфартило: во время этих протестов никто из моих близких не пострадал на физическом уровне. На физическом уровне. Я так и отвечаю на все эти нескончаемые каждодневные вопросцы «Ты в порядке?» – «На физическом уровне да». Мне кажется, мы все тут уже словили ПТСР, который длительно будем расхлебывать у психотерапевтов. Но, даже невзирая на это, мы все весьма друг дружку бережём.

Я выдумала себе стратегию – я делю цели и эмоции (Эмоции отличают от других видов эмоциональных процессов: аффектов, чувств и настроений). Разрешаю для себя непереносить тех, кто стреляет по нам (и вообщем, пока не непереносить их у меня не выходит). По-моему, это весьма естественно – непереносить агрессора, насильника. Но есть цель – поменять это всё. Мирный протест показал свою эффективность во всём мире, он работает еще лучше насилия, к мирному протесту охотнее присоединяются остальные люди, лишь мирный протест может стать всеобщим. Дело не в том, что белорусы такие лапочки и безопасные котики, не способные на злость (так нередко задумываются и про дам), дело в том, что белорусы весьма эффективны и во всём могут действовать с наибольшим КПД. И вот я терпеть не могу этого мента всей душой, но я не буду его лупить, вроде бы мне ни хотелось его порвать. Во-1-х, я не разорву, а во-2-х, толку в этом для протеста не будет, ну и для меня лично тоже.

Хотя «Полиция с народом» я не кричу, ментам цветочки не дарю, мне тяжело созодать то, что совершенно противоречит моим убеждениям. Я задаю им вопросцы. За что вы бьёте нас? Почему вы нас так ненавидите? Вот подвесишь человеку вопросец, и волей-неволей его мозг (центральный отдел нервной системы животных, обычно расположенный в головном отделе тела и представляющий собой компактное скопление нервных клеток и их отростков) начнёт находить на него ответ, он начинает мыслить.

Я желаю, чтоб Беларусь стала демократической либеральной государством. Она таковая и есть – наши люди умопомрачительно терпимы к друг дружке, мы все отмечаем по два Рождества и две Пасхи (даже безбожники), мы умеем жить в мире с иными народами, у нас нет высокомерия и имперских замашек. Я желаю, чтоб Беларусь не стала оглядываться на Россию, ну и, пожалуй, на весь остальной мир тоже. Я верю, что у нас получится, мы взрослеем просто на очах.

 Смогу ли я простить тех, кто на данный момент избивает мирных протестантов? Это самый непростой для меня вопросец. Я понимаю, что людская психика (Особая сторона жизнедеятельности животных и человека и их взаимодействия с окружающей средой) работает так, чтоб очень адаптировать тебя к той дичи, которая происходит вокруг. Я понимаю, что трудно выйти из системы, будучи её частью, – силовиков сплачивают в один коллектив различными способами, и эти связи весьма тяжело порвать. Убивать остальных людей – так неестественная для человека штука, мы ведь выжили и преуспели как био вид лишь благодаря эмпатии, солидарности и умению строить социальные связи. И на войне, когда у тебя приказ стрелять, ты дегуманизируешь конкурента, так для тебя проще, когда ты стреляешь в условного «противника», а не в человека. Я понимаю, что люди в форме терпеть не могут нас, это часть их работы. Лично себе я оставляю возможность под щитками, амуницией и всей данной защитой откопать человека и простить его. Это необходимо сначала мне. Но не сейчас, сейчас я думаю о другом. Надеюсь, я смогу простить, но пока мне весьма трудно это представить.

Могу буквально сказать одно: я никогда не смогу простить тех, кто использовал к людям пытки.

Я верю, что всё завершится отлично. Свою жизнь я вижу лишь в Беларуси, поэтому что безрассудно люблю свою страну. Вот нам нередко молвят про «умереть за родину», но не молвят, что за родину можно жить. И вот я за свою родину желаю жить, желаю жить на полную, желаю приглашать сюда собственных друзей, желаю посиживать с ними в барах, слушать, как они молвят: «Какие вы, белорусы, классные!» –и флегматично отвечать: «Ага, мы такие».

Эти протесты не весьма очень изменили меня, я осталась собой, разве что стала наиболее открытой, чуток наиболее смелой, но они подарили мне неописуемое восхищение людьми, которые вокруг меня. Мои соседки и соседи, согражданки и соотечественники, я любой денек прогуливалась мимо их и задумывалась о их еще ужаснее, чем они есть, а оказывается, у почти всех из их, как и у меня, был припрятан дома бело-красно-белый флаг. Мне безрассудно нравится это чувство – я одна из почти всех. Я — капля в море.

То, что я дама, с этого момента для меня имеет очередное значение

Управляться с тяжестью понимания всего происходящего на данный момент в моей родной стране очень помогает тот факт, что социальные сети разрываются от слов поддержки из самых разных государств мира. Это дает чувство, что мы не одни и что в силу мирного развития событий с нами веруют весьма почти все люди.

Вчера начала появляться информация, что в Беларуси против насилия начался мирный протест. В Сети стали все почаще мерцать фото и видео, как дамы в одежке белоснежного цвета выходили с цветами в руках на центральные  улицы городов. Сущность акции солидарности — показать через женское лицо, что белорусское общество против насилия и готово выражать собственный протест умиротворенно. Как я позднее выяснила, 12 августа акция прошла в 10 городках Беларуси и даже отыскала отклик за рубежом, к примеру в Лондоне, Берлине, Москве и Петербурге. Для роли дамам необходимо было надеть белоснежную одежку, принести белоснежные цветочки и стоять в цепочке в центре городка.

Чем почаще оповещение в «Телеграме» демонстрировало извещения, что количество дам, стоящих на улице, лишь вырастает, тем яснее я соображала, что больше не способен в ужасе следить в Сети либо по рассказам знакомых за тем, как очередной раз применяется насилие над человеком.

Беларусь — маленькая страна. Тут практически все знакомы друг через друга, потому у меня довольно оснований доверять всему произошедшему, как и своим очам.

«Когда в ночи говоришь о необходимости подключения психолога для матери малыша, которого по дороге домой задержали на 6 часов и лупили, необходимы еще какие-то подтверждения?»

В городках Беларуси массово стоят автобусы с ОМОНОм. Любые скопления людей разгоняются. Какими способами – можно поглядеть в вебе. Но женская акция стала исключением! Мы выстояли, и ОМОН не препятствовал дамам.

Купив цветочки, мы с сестрой снова обсудили инструктаж на различные случаи и, вооружившись правилами сохранности, стали подступать с парковки к центральному зданию нашего городка. Когда я в первый раз увидела автобус с ОМОНом в масках, мое сердечко очень забилось. На светофоре я честно призналась старшей сестре, что, кажется, мне не хватает смелости. Мы обнялись, поглядели друг на друга и ради себя и нашей семьи ступили на пешеходный переход. Рядом с сестрой с самого юношества мне никогда ничего было не жутко. Я увидела ее стойкость и уверенность внутри себя и здесь же сообразила, что мне передалась ее сила. Это не обрисовать словами. Кажется,  лишь в этот момент я сообразила, как велика сила сестринского, дамского единства.

У читателей может появиться вопросец: «А почему дамы?» Всё просто:  протестующих парней массово конфискует ОМОН.

Мне было жутко от неизвестности перед тем, как силовики могут отреагировать на наш мирный протест. Биться со ужасом удавалось лишь благодаря вере, что я с сестрой и мы делаем то, во что верим. Когда мы стали в цепочку с иными дамами и юными девицами, меня покрыло чувство непобедимой женской и всечеловеческой силы и от испуга не осталось и следа.

Стоя в женском окружении, я испытала гордость за смелость каждой дамы, которая стояла рядом. Мы тут, поэтому что мы против насилия, жесткости и кровопролития. Себе свое роль я разъясняла тем, что положить конец ужасу необходимо непосредственно на данный момент, больше нереально засыпать с чувством собственного бессилия под шум стрельбы. Чувство сестринства, материнской любви и объединенности во имя светлого грядущего вычистило напрочь весь ужас.

Нет ничего посильнее женской веры и материнской любви

Весьма нередко в нашей жизни мы размышляем о том, что мы сделали бы в той либо другой ситуации. Также о том, что бы мы буквально не сделали. Размышляем вслух. Размышляем про себя.

1 января 2020 года в шапке собственного профиля в «Инстаграме» я написала: «2020 будет особым». В тот момент я вкладывала определенный смысл в эту фразу (точнее, определенные актуальные цели и планы, которые  были в перечне на этот год). Но жизнь показала, что этот год вправду таковой! 

Отправляясь на участок для голосования, любой веровал и возлагал надежды в то, что его глас будет услышан. Люд Беларуси не желал опираться на опыт прошедших лет и оставаться аполитичным. В первый раз за долгие годы мы слились и поверили в себя.

Вечерком 9 августа опосля закрытия избирательных участков люди вышли на улицы с пылающими хорошими очами и ожидали результатов на собственных участках. 20:00 9 августа  сделалось точкой невозвращения для «той Беларуси».

Мы просто желали добросовестных выборов. И мы верили в их.

Отныне в нашей стране начались твердые задержания и деяния со стороны правоохранительных органов. Лишь вот вопросец:  за что? Люд Беларуси – это воспитанные, весьма терпеливые, толерантные, образованные люди. Люди с любовью в сердечко.

По нашим госканалам передают, что на улицах «действует шайка наркоманов-алкоголиков, которым заплатили за эти кавардаки» Хорошо! Пускай! Пойдем поглядим!

Выходя на улицу вечерком 10 августа со своим супругом и другом, я не выяснила родной город Брест. Это был не мой город! Та боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение) и ужас, которые я испытала в тот момент,  навечно останутся в моем сердечко. Я увидела семьи с детками, стариков, молодежь, по которым стреляли вооруженные  омоновцы. Стрельба. Дым. Запах слезоточивого газа. Клики  дам. Это был некий ужасный сон. И я желаю пробудиться.

На нас бежит масса. Мы бежим вкупе с ней. А в голове проносится: «Стоп! От кого ты убегаешь?! Для чего?! Ты вообщем ничего не сделала». Лишь вот кому ты задашь эти вопросцы?

С 9 по 11 августа во всех городках Беларуси происходили жуткие вещи. Зверские поступки в отношении мирных невооруженных обычных людей. Не надо перечислять — весь мир лицезреет все это в вебе на всех новостных порталах.

Мы больше не спим. Не едим. Мы оказались в информационном вакууме на два денька. Мне жутко ходить по улице. Мне жутко двигаться за рулем. Мне жутко за свою семью.

Я стою в самом центре собственного мирного и прекрасного городка. За моей спиной находится церковь. Чуток далее за ней СИЗО. Вокруг него люди, которые некоторое количество дней не могут разыскать собственных малышей, мужей, родных и друзей. Слева от меня дорога, которая ведет к Брестской крепости. Крепость лицезрела почти все. Но никогда не могла бы пошевелить мозгами, что, может быть, она увидит повтор тех ужасных дней. Передо мной люди, которые веруют в перемены и свободу. А дома меня ожидают восьмилетняя дочь и супруг, который места для себя не находит от всего происходящего. Но поддерживает во всем! Дома ожидают предки, которые выяснят по факту,  что мы с сестрой были на акции. Хотя мать (очень аккуратная по жизни) позже отругала нас: почему не взяли ее с собой?

Стараюсь дышать медлительно и ровно. Ловлю себя на мысли, что я весьма люблю собственный люд и страну. Горжусь непомерно стойкостью и складом ума собственных людей. Завтра собираемся опять. Всё не напрасно. Мы услышаны. Нас было 600 смелых женщин. Завтра будет больше! Нет ничего посильнее женской веры и материнской любви!

Логично, что мы вышли на улицы: мы — партизанский край

Я коренная минчанка, понимаю полгорода. Посреди протестующих и ситуативно вовлеченных мои соседи, коллеги, бывшие студенты, друзья. Мое начальство по прежним работам, верующие и безбожники. Врачи и психологи. Есть пожилые люди, есть дети. Совсем разношерстная компания.

 Естественно, нам всем жутко. Стараемся глядеть по сторонам, чуть-чуть можно и побегать, если успеешь, — вспомянуть детство, казаков и разбойников. Моральная готовность есть — если возьмут, не эскалировать, претерпеть, ну изобьют, ну арестуют, авось все-же не покалечат и не уничтожат. Меня в один прекрасный момент арестовывали и подержали в камере — тяжело без воды и туалета много часов, но выжить-то можно.

Было страшно глядеть, как таранили на перекрестке машинку с другим флагом моей страны — приблизительно так в девяностые «зажимали» с 3-х сторон машинки путников бандиты, чтоб ограбить. С балкона моей многоэтажки лицезрела, как винтили велосипедистов, как люди мчались врассыпную от омоновцев по дворам, как в 23:00, сходу опосля закрытия моего районного продуктового, туда ворвалось человек 15 из ОМОНа (дверь они выломали — понятно, что взяли всех, мы-то, местные, знаем, что темный ход там выходит на улицу, не убежишь, к огорчению).

Мой  одиннадцатилетний отпрыск меня поддерживает, но, естественно же, беспокоится. Родни у меня практически нет, потому в протестах участвую мало — боюсь, что в случае моего задержания может встать вопросец о помещении малыша в детдом органами опеки.  У нас часто шантажируют таковым образом инакомыслящих дам — супругу кандидата в президенты выборов 2010-го Андрея Санникова, Иру Халип, Светлану Тихановскую, за какую мы сотками тыщ голосов проголосовали в этом году, Веронику и Валерия Цепкало (член объединенного штаба Тихановской и незарегистрированного кандидата в президенты).

Мои близкие пока, к счастью, в порядке. Арестованы почти все знакомые, избит восемнадцатилетний отпрыск подруги. Нередко проверяем: близкий круг – как ты, где ты, обменялись ключами, готовы выручить,  если что,  друг дружку – приютить малышей, кошек-собак.

Но по сути нет ничего необычного в том, что наши дамы выходят на улицы:  мы  — партизанский край. Наши бабушки и дедушки вели войны в лесах, вели посильную деятельность в городках — моя бабушка, например,  ночкой просовывала пищу одноклассницам под колющуюся проволоку в минском гетто. История сопротивления белорусов упырям отражена в голливудской драме Defiance (2008) с Дэниелом Крейгом — там обыденные люди в томных критериях делали правильные вещи.

Для нас сейчас естественно брать и оставлять в подъезде мед наборы первой необходимости (фармацевтки всё соображают, рекомендуют нам, что приобрести, пакуют и дают свои скидочные карты), держать открытыми подъездные двери вечерком и ночкой, пустить к для себя ночкой незнакомых людей (у моей коллеги ночевало на деньках столько человек, сколько вместилось в ее однушку), обзванивать вкупе знакомых в поисках  места, куда повезли арестованных, морально поддерживать тех, у кого арестовали, избили близких, у кого кто-то ушел и не возвратился в эти деньки.

Нередко мы задаем для себя вопросец, сможем ли простить тех сограждан, кто на данный момент выходит против нас с дубинками. Прощение – вопросец принципиальный. У нас на данный момент есть инициативы, предлагающие людям, работающим  в органах правопорядка, в муниципальных СМИ (Средства массовой информации, масс-медиа — периодические печатные издания, радио-, теле- и видеопрограммы) (там сплошная топорная пропаганда), учителям госучреждений, принужденных заниматься фальсификациями выборов, переобучение за их счет, если они не увольняются лишь только из ужаса не прокормить себя и семьи. Я лишь за. В десны лобзаться с этими людьми я позже навряд ли буду, но пренебрегать любым образом сограждан, которые сознательно закончат роль в обмане и репрессиях и признают весь кошмар происходящего, у меня не будет стимула.

Изменило ли меня роль в протестах? Моя личная жизнь уже не 1-ый год несет на для себя отпечаток моих представлений о свободе представления и демократическом устройстве общества. Лет 5 вспять был приятный вечер, для меня приготовил ужин красивый мне мужик и, как досадно бы это не звучало, перед десертом упомянул о том, что он вообще-то коммунист. И доказал: они, дескать, были во всем правы, а репрессии – это простительные перегибы. Десерт-то я съела, но в отношении эмоций это было «сходу нет». Так и сейчас: личное – это политическое, с людьми, поддерживающими сегодняшние либо давнешние репрессии над людьми в моей стране, мне «дружить не о чем». Фортуны нам всем. В увлекательное все таки время живем!

Как преодолеваешь ужас? Да никак. Просто идешь и надеешься, что убежишь

Честно говоря, я большая трусиха. На меня очень действует то, что происходит. Когда читаешь, с какой беспощадностью ОМОН обращается с людьми, единственное желание – это сохранить свою жизнь. А означает, посиживать тихо дома и не высовываться. Но если так поступать, то все жертвы напрасны. Выборы и наши голоса за другого кандидата напрасны… Потому делаешь то, что можешь. Мирный протест дам – это прекрасная акция, главный сигнал которой – закончить насилие. Мы соображали, что нас могут схватить и упаковать в автозаки. Но в то же время были мысли, что поначалу полиция попросит всех разойтись, а уже позже начнут использовать насилие. Я шла на протест и тряслась, сердечко колотилось, но еще более переживала, что придет не много дам. А когда увидела, сколько нас, ужас смешался с чувством радости – нас много, это весьма здорово. Смелые мощные прекрасные дамы Беларуси собираются, чтоб показать всему миру: мы против злости.

На акции я встретила много знакомых и подруг. Это художницы, режиссеры, бизнесвумен, журналистки, студентки. Позже почти все писали в «Фейсбуке», увидев стрим с акции: «Почему вы нас не позвали»? Мои мессенджеры разрывались, все спрашивали, когда и где опять собираемся. Одна дама написала из малеханького города Березино либо Березы (не могу уже в потоке отыскать то сообщение, чтоб указать четкий город): «Спасибо для вас, мы тоже выходим на улицы!» Я ранее не думала, как белоруски мощные, вот честно.

 Профессиональные, прекрасные, добросердечные – да. Но такие смелые? Такие упорные в желании защитить собственных мужей и отпрыской? То, что сейчас происходит, невзирая на весь ужас и беспредел, – акт сплоченности белорусок, которые узнали (либо знали в отличие от меня), какие они массивные.

Мне жутко любой денек. Я много пишу постов в «Фейсбук» и «Инстаграм», все они весьма чувственные и резкие, дерзкие даже. Мать все просила: «Не пиши ты, а вдруг за это тебя задержат». Надеюсь, что нет, рефлексии еще пока «их» не заинтересовывают.

Мою подругу, журналистку, задерживали пару раз, когда она освещала действия с пикетов. Акция женской солидарности у меня как выход 2-ая. 1-ый раз я была на пикете с отпрыском. Мы лицезрели своими очами, как ОМОН хватал юношей, сами  стояли, прижавшись  к забору, я укрывала отпрыска рукою. Позже шла домой и дрожало все тело. А еще я весьма страшилась, поэтому что к нам навстречу шел мой супруг: он лишь возвратился из командировки, и, зная, что первыми берут парней, я рыдала и орала ему в телефон, чтоб он не приходил: «Нас не заберут, а тебя да!» А в это время омоновцы с дубинками летали вокруг, как темные ястребы.

Как преодолеваешь ужас? Да никак. Просто идешь и надеешься, что убежишь. К мужикам отношение ужаснее.

Мать любой денек звонит и просит никуда не ходить. Но акцию «в белоснежном» одобрила, правда, опосля того, как выяснила, что я там была. Я не гласила ей, что иду, чтоб не беспокоилась напрасно. А вот вечерами под пули и гранаты просит не ходить. Я не хожу – боюсь. И не желаю бросить отпрыска сиротой. Друзья поддерживают весьма. С дедушкой не обсуждаю политику, боясь, что он не по ту сторону. Много поддержки от знакомых, от всех, кто против режима. На данный момент такое время, когда друзьями стают лишь поэтому, что вкупе борются за одно дело.

Пострадал мой неплохой знакомый Андрей Ткачев. Он один из волонтерского движения ByCovid19. Как написали его друзья, его очень избили, черепно-мозговая травма. А он юноша выше 2-ух метров ростом, фитнес-инструктор, мощный и мужественный. Но даже такового гиганта пробовали сломать.

«У приятельницы задержали отпрыска. Она не знала, где он 36 часов. Избили. Когда я с ней гласила, она рыдала. Да все мы плачем.»

Непринципиально, пострадал кто-то из родных либо близких,  мы переживаем за всякого избитого белоруса. Любой вечер я молюсь (хотя не религиозна), чтоб супруг тихо добрался домой. Потому что уже были случаи, когда силовики останавливали машинки, извлекали водителей и очень избивали и задерживали. Нет правды и закона, одна сплошная боль (физическое или эмоциональное страдание, мучительное или неприятное ощущение).

Оборотного пути нет. Если мы прекратим, означает, сдадимся. Означает, примем фашизм как данность. Белорусы очень пострадали в войне 1941 года, но никто не подразумевал, что фашизм возвратится к нам в таковой обертке, потому наш вектор лишь один – отстаивать право человечности.

Основная задачка на данный момент  — признание выборов президента нелегальными. Свергнуть диктатуру. И провести новейшие добросовестные выборы. Высвободить всех заключенных, включая кандидатов на пост главы страны. Люди нередко пишут: «Ваша страна окажется в бедности, если вы выберете другого президента, не считая Лукашенко». Но дело уже не в экономике. А в геноциде собственного народа. Народа, который дал свои голоса не за него и не за всю эту дичь, что творится на улицах нашей страны.

Тех, кто на данный момент избивает собственных сограждан, я не прощу. Чтоб осознать, почему я отказываю в милосердии, довольно узреть, как пятеро омоновцев дубинками лупят лежащего на земле мужчину. Выяснить, как ведут себя с задержанными. А это пытки. Пытки в XXI веке! Простить такое? Нет.

Я думаю, жизнь тех, кто оказался в руках силовиков, кто пережил насилие и пытки, никогда не будет прежней. Почти все психологи на данный момент дают безвозмездно оказать помощь всем пострадавшим. Даже я спрашивала и просила помощи, чтоб унять панические атаки. Чтоб осознать, как усмирить гнев и тремор, тревожность. Выручает надежда, что всё это в один прекрасный момент завершится. И мы будем гордиться, что смогли. Любой помогал чем мог. Кто-то постами и акциями протеста, кто-то составлением перечня задержанных (работники «тюрем» не молвят родителям и родным, кто где находится. Людей не могут отыскать по некоторое количество дней). Водители развозят совсем сторонних людей по домам. Обитатели укрывают в собственных подъездах тех, кто спасается от ОМОНа. В общем, наша жизнь уже поменялась. С одной стороны, мы узнали, сколько в нас человечности, доброты и бескорыстия. И с иной – сколько злости и ненависти в тех, кто давал присягу защищать собственный люд. Раны заживут, но шрамы останутся на всю жизнь…

Мы не можем дозволить для себя отвечать насилием на насилие

Почему я участвую в протестах? Поэтому что я чувствую — мне есть, что сказать. И я обязана поддержать остальных девчонок. Я весьма далека от политики, но, когда я увидела, как девицы молодее меня, как дамы старше меня стояли на баррикадах в сцепке и не страшились – и я думаю, и им было что терять – мой ужас прошел. Я гласила собственному ужасу – «Ты меньше, чем я». И шла. Поэтому что мы идем на мирную демонстрацию. Ни одна дама, стоящая на данный момент  с цветами в руках, не собирается совершать насилие. Мы выступаем против того, что наши голоса украли.

Да, девченок не учат драться, да, девченок приучивают не рисковать собой, потому нам труднее выйти на улицы. Но не нужно забывать, что у нас всех есть генетическая память. И белорусские дамы на генетическом, на клеточном уровне знают, что же все-таки это такое – преодолевать собственный ужас. Могут, не рискуя собой, совершить смелый поступок. Мне кажется, дамы наиболее гибкие: ночкой жутко выходить – мы деньком создадим свое дело.

«Естественно, когда рядом с тобой в первый раз лупят человека – это весьма жутко. Весьма. Но, понимаете, ужас проходит. Когда 1-ая лимонка рядом разрывается – жутко, а позже, представьте, привыкаешь – и нормально! Правда, нужно как надо работать на убыстрение, когда убегаешь.»

Я считаю весьма принципиальным, чтоб протесты лупили мирными. Мы не бьем ОМОНовцев. Мы не громим городка. Люди умиротворенно протестуют. Мы – мирные, размеренные, образованные и толерантные люди.  Да, естественно, в массе есть брутальные люди. Но это откровенные провокаторы.

К счастью, вся моя семья за границей, в Беларуси у меня лишь мать. Они весьма переживают за меня и поддерживают. Молвят, чтоб я сберегала себя. Никто из моих близких на момент нашего с вами разговора не пострадал.

Я считаю, что для нас всех весьма принципиально не уподобиться силовикам, не свалиться на их уровень. Мы не можем дозволить для себя отвечать насилием на насилие. Беларусь – это страна величавых дам, начиная с княгини Евфросинии Полоцкой и княжны Рогнеды, и мы должны держать марку и далее. Недозволено опускаться на уровень насильника, чтоб самим не стать насильниками. И не запамятовывайте, что Беларусь – страна партизанская. Мы умеем сдерживаться и выжидать. Если мы на данный момент начнем использовать насилие, нас всех просто похватают, и все завершится. Мы не можем этого допустить.

Я вижу другую политическую картину в собственной стране – без Лукашенко. Он должен уйти. Он 26 лет был у власти. Хватит. У нас есть остальные достойные кандидаты. Их довольно. У нас хватает достойных парней. У нас есть дамы, которые желают занять президентский пост, и они тоже могут это создать. Все, что им необходимо – это иной президент. Который готов нести ответственность за свою страну. Которого люди будут обожать. Когда есть эта связь меж властью и любви, общество начинает расцветать. И буквально так же, как мы на данный момент помогаем друг дружке, мы будем помогать нашей стране становиться лучше и посильнее.

Беларусь – это малая страна в самом центре Европы. Страна с голубыми озерами, страна под мирными белоснежными крыльями. Мы желаем, чтоб она таковой и оставалась.

Тем моим соотечественникам, что на данный момент выходят в форме против собственного народа, я желаю сказать: мужчины, еще не поздно тормознуть и перейти на нашу сторону. Я понимаю почти всех достойных офицеров. Я понимаю, что им угрожает до 10 лет лишения свободы, если они сложат орудие либо ослушаются приказа. Но я так же понимаю, что в военном кодексе есть статья, которая разрешает бойцам не исполнять заранее неверный приказ. Идейная работа в армии, естественно, весьма сильна. Но я вижу, что ОМОНовцы уже не выдерживают. Мы проходим мимо, смотрим в глаза – и они отводят взор. Я думаю, они закончат службу и уйдут, но им на замену никто не придет. Поэтому что опосля такового служить в ОМОНе будет постыдно.

И еще я буквально понимаю, что все, что мы на данный момент делаем, изменит нас навечно. Наша страна уже не будет прежней. Поэтому что мы научились проявлять себя, стоять за себя. И мы победим.